В. В. Баранов. Новые штрихи к творческой биографии Андрея Рублёва
(Статья опубликована: Экспертиза и атрибуция произведений изобразительного искусства. Материалы XX научной конференции. 25 ноября – 27 ноября 2015 года, Москва. – М., 2016. С. 35–46.)
В статье публикуются новые научные данные о творчестве Андрея Рублёва, полученные в ходе приборно-технологических исследований ряда произведений, связываемых с именем великого мастера. Приводятся результаты их сравнительного анализа с историческими свидетельствами, почерпнутыми из наиболее ранних источников соответствующего периода. Полученные объективные данные позволили сделать ряд важных выводов и уточнений к творческой биографии Андрея Рублёва.
О творчестве выдающегося художника Древней Руси написано много. Историки, искусствоведы, реставраторы проделали колоссальную работу в изучении исторической обстановки, хронологически связанной с предполагаемым периодом жизни Андрея Рублёва, источников, содержащих сведения о великом мастере, а также в исследовании художественных особенностей произведений, приписываемых его кисти. В настоящее время, как признаются многие специалисты, новые сведения могут быть почерпнуты только в случае обнаружения новых письменных свидетельств или в ходе разработки новых направлений изучения творческого наследия Рублёва и древнерусского искусства в целом. К таким новым, динамично развивающимся направлениям относятся технико-технологические исследования материально–структурного комплекса памятников древнерусской живописи. В настоящее время к подобным работам привлекается всё больший круг специалистов-технологов, к которым мы относим представителей естественных наук и аналитиков–реставраторов. И всё же, в этом отношении творческое наследие Андрея Рублёва остаётся ещё малоизученным.
Необходимо отметить, что первые попытки приборно-технологического анализа памятников рублёвского времени относятся ещё к 60-м годам XX столетия[1]. Это были первые пробные шаги на сложном пути поиска истинных произведений великого мастера, определения индивидуальных особенностей его работы. За последние десять лет автору настоящего сообщения совместно со специалистами Лаборатории физико-химического анализа Института реставрации[2] удалось изучить ряд ключевых памятников рублёвской эпохи[3]. В последнее время методика исследования была значительно усовершенствована, за её основу был взят сравнительный анализ наиболее объективных сведений – исторических свидетельств о жизни и деятельности художника и данных о приёмах исполнения произведений, приписываемых Андрею Рублёву. Методика эта несложная, но она оказалась ранее совершенно невостребованной. Этот аналитический инструментарий предполагает параллельное изучение и сопоставление данных приборно-технологических исследований и исторических сведений, зафиксированных в различных письменных источниках. Казалось бы, какая может быть прямая связь между технологией, приёмами письма произведений и сообщениями из летописей (и других письменных источников), которые довольно скудно отражают художественные процессы того времени?... Постараемся показать эту корреляцию на примере нашего изучения некоторых наиболее известных произведений, как приписываемых кисти самого Рублёва, так и художникам его ближайшего творческого окружения.
Начнём с самого сложного вопроса. Когда мог сложиться Андрей Рублёв как самостоятельный, авторитетный мастер, которому были под силу организация мастерской и руководство коллективом художников, выполнявших, как мы знаем, одни из крупнейших и наиболее ответственных заказов своего времени. В этой связи придётся вспомнить о других выдающихся мастерах, работавших в Московском и удельных княжествах одновременно с Рублёвым.
Нам практически ничего не известно о юных годах будущего инока-художника Андрея, даже какое имя ему было дано при рождении. Понятно, что дошедшее до нас по письменным источникам имя было ему присвоено, вероятнее всего, во время обряда монашеского пострига[4]. Сразу отметим одну важную для нас закономерность в жизни людей Древней Руси. Исторические данные свидетельствуют, что во времена Рублёва в монастырь обычно уходили или в юном возрасте, или же на закате своей жизни.
Мы также не располагаем хотя бы косвенными данными о времени рождения Андрея Рублёва. Но дата его смерти устанавливается более определённо. Согласно тексту Жития преподобного Никона[5], игумена Троице-Сергиева монастыря до 1428 гг., иконописец Андрей умер незадолго до его кончины[6], то есть незадолго до 17 ноября 1428 г (или 1427 г.).[7] Но в научной литературе появилась и другая дата смерти художника. Некоторые исследователи чисто условно, не имея на то серьёзных оснований, считают, что Рублёв умер в 1430 году (или около 1430 г.).
О продолжительности жизни Андрея Рублёва одним из первых высказался историк М. Н. Тихомиров, который, опираясь на краткую характеристику возраста художника в пространной редакции Жития Никона Радонежского[8], сделал вывод о том, что Рублёв, прожив 70 – 80 лет, умер в 1430 году[9]. Возможно, М. Н. Тихомиров при этом учитывал опубликованную в 1947 г. П. Д. Барановским надпись с надгробной плиты из предполагаемой могилы Рублёва[10]. Эту плиту обнаружил в Спасо-Андрониковом монастыре во второй половине XVIII столетия учёный Г. Миллер. На ней сохранилась дата смерти великого русского художника – 1430 год[11].
Отсюда выводилась и дата рождения Андрея Рублёва – 1360 год[12]. Её приняли не все специалисты, у историков искусства она варьируется от 1360-х до начала 1380-х годов. Это зависит от представлений того или иного исследователя об этапах работы Рублёва над сохранившимися до нашего времени произведениями, приписываемыми его кисти.
Первое летописное сообщение о Рублёве находилось в сгоревшей во время нашествия Наполеона Троицкой летописи, которая была создана в 1420-х гг. В ней говорится, что в 1405 году Феофан Грек, старец Прохор с Городца и чернец Андрей Рублёв «тое же весны почаша подписывати церковь каменую святое Благовещение на князя великого дворе...»[13]. Отсюда мы узнаём, что Андрей Рублёв в 1405 году был младшим мастером в артели знаменитого константинопольского художника Феофана (его имя стоим третьим в летописном сообщении) и по профессиональному опыту, и, видимо, по возрасту[14]. Он монах, но ещё не старец[15], каковым назван Прохор из Городца. И если опираться на мнение М. Н. Тихомирова о продолжительности жизни Андрея Рублёва (70 - 80 лет), то в 1405 году ему могло быть от 45 до 55 лет. Что это за возраст в оценке людей средневековой Руси?
Очень интересные указания на разные периоды человеческой жизни находим у преподобного Максима Грека (1470–1556 гг.). Он сообщал, что в его время человека, возраст которого подошёл к пятидесяти годам, уже считали старым[16]. Другой безымянный средневековый писатель говорит о том, что возраст человека делится на «седмицы», то есть на семилетние периоды. На восьмой «седмице», то есть к 56 годам, человек «приходит к старости и в сединах процветает»[17]. Один из крупнейших современных специалистов по истории русского средневековья В. А. Кучкин выяснил, что средняя продолжительность жизни представителей московского княжеского дома в XV веке составляла всего 43,5 года[18]. Одним из долгожителей среди современников Андрея Рублёва был сын Дмитрия Донского Юрий, князь Звенигородский и Галичский, который умер в 60-ти летнем возрасте[19]. Среди представителей духовенства очень долго по тем временам прожил «великий старец» Сергий Радонежский, ровно 70 лет. Однако старцем Сергия называли уже с шестидесятилетнего возраста. Так, в одном из летописных сообщений говорится о том, что в 1385 году сына Дмитрия Донского Петра крестил «Сергий игумен, преподобный старец»[20]. Тогда ему шёл 63-й год. Имён людей, доживших во времена Андрея Рублёва до 80-летнего возраста, история нам не оставила[21]. Все эти факты входят в противоречие с приведённым выше высказываем Н. М. Тихомирова о возможной продолжительности жизни Андрея Рублёва.
Таким образом, есть основания считать, что возраст инока Андрея, младшего мастера артели Феофана Грека в 1405 году, навряд ли, перешёл 40-летний рубеж. Так как ближе к пятидесяти годам он уже считался бы пожилым человеком, и по духовному опыту мог быть старцем, каковым его называет, например, Житие Сергия Радонежского, упоминая работу Рублёва в Спасо-Андрониковом монастыре[22]. Отсюда получается что, Андрей Рублёв родился, вероятнее всего, позднее 1350-х и начала 1360-х гг. Иначе во время работ в Благовещенском соборе в бригаде Феофана ему могло бы быть около пятидесяти лет и даже более, а этот возраст по тем временам, как мы выяснили, считали очень почтенным, старческим.
Наши рассуждения о возрасте Андрея Рублёва находят определённую связь с результатами проведённых нами технико-технологических исследований наиболее ранних памятников живописи, связанных в той или иной мере с его именем. В ходе совместного изучения с М. М. Наумовой миниатюр Евангелия Хитрово[23] (напомню, что до второй половины XVII в. кодекс, скорее всего, хранился в великокняжеской казне[24]) нам удалось установить, что образы евангелистов и ангела написаны пятью различными художниками, двое из которых были ведущими мастерами этого коллектива (это авторы миниатюр с евангелистами Иоанном и Матфеем), прямыми последователями традиций византийского искусства палеологовского ренессанса, а остальные – их помощниками или учениками (ил. 1).
Этот вывод поразительно точно совпал с сообщением Троицкой летописи о работе ведущей московской артели мастеров над созданием в 1395 году интерьера отстроенной в камне церкви Рождества Богородицы в Московском Кремле. Эту артель возглавляли два, судя по всему, равнозначных по опыту и дарованию, приезжих в Залесскую Русь, художника – Феофан Грек и Симеон (Семён) Чёрный. Как известно, работали они там со своими учениками. В Троицкой летописи под 1395 г. записано так: « ... начата бысть подписывати новая церковь каменная на Москвъ Рождество святыя Богородицы, а мастеры бяху Феофанъ иконникъ, Гречинъ филосовъ да Семенъ Черныи и ….ученици ихъ»[25] Состав этой артели был расформирован, совершенно точно, к началу июня 1399 года, так как с этого времени Архангельский собор в Московском Кремле стал «подписывать» Феофан с помощниками (учениками) без участия Симеона Чёрного, что также подтверждается соответствующим летописным сообщением[26]. Таким образом, у нас появились весомые аргументы в пользу того, что Евангелие Хитрово было создано именно для московской церкви Рождества Богородицы, освящённой в начале 1394 года и расписанной совместной бригадой Феофана Грека и Симеона Чёрного.
После углубленного сравнительного анализа технико-технологических особенностей миниатюр кодекса и некоторых других произведений, приписываемых кисти Рублёва, мы пришли к выводу, что в качестве вероятной работы Андрея можно предположительно рассматривать только изображение евангелиста Луки (ил. 2), которое соотносится по некоторым технико-технологическим показателям письма и типологическим особенностям трактовки лика (ил. 3) с его знаменитой «Троицей», с частью икон Троицкого иконостаса, а также с Владимирским образом Богоматери и с настенными росписями из Успенского собора во Владимире (1408 г.). В частности, на всех перечисленных станковых произведениях практически совпадают состав санкирей ликов и соотношения пигментов в них. Кроме этого, на всех выше указанных памятниках (включая стенопись в Успенском соборе Владимира), которые связаны документально с именем Андрея Рублёва, и на тех, которые с наибольшей долей вероятности можно отнести его кисти, синие участки композиций были написаны смесью натуральных ультрамарина и азурита, как и на миниатюре с евангелистом Лукой.
Хронология и характер исторических свидетельств о Рублёве не противоречит тому, что в 1390-х гг. его, скорее всего, следует искать среди наиболее талантливых учеников Феофана Грека, под руководством которого Андрей мог постоянно или с перерывами проработать до начала XV века, вплоть до «подписания» в 1405 году Благовещенской церкви в Московском Кремле.
Если возраст Рублёва, как мы полагаем, в 1405 году, скорее всего, не превышал сорока лет, то в 1395 году, за десятилетие до этого (когда подписывался собор Рождества Богородицы в Московском Кремле, и близко к этому времени создавалось Евангелие Хитрово), ему было всего двадцать с чем-то лет (его возраст не превышал тридцати лет). Это ещё один аргумент в пользу того, что Андрей Рублёв в последнем десятилетии XIV века ещё не был столь опытным и знаменитым мастером, каким он стал после работ с Феофаном Греком[27] и после дальнейшей работы в качестве младшего мастера под руководством иконника Даниила [28].
Учитывая сделанные выводы, обратимся теперь к проблеме датировки звенигородских памятников рублёвского времени, которая является очень важным аргументом для решения вопроса атрибуции этих произведений в качестве работ самого Андрея Рублёва. Большинство специалистов считает, что собор Успения Богородицы в Звенигороде возводился во второй половине 1390-х годов или на рубеже XIV – XV веков. Если, как мы полагаем, признать факт участия Симеона (Семёна) Чёрного в оформлении Евангелия Хитрово, которое создавалось в том же десятилетии (около 1395 года), то поздний предел датировки кодекса должен соотноситься, на наш взгляд, со временем «подписания» звенигородского Успенского собора на Городке. И вот почему.
Звенигородский княжеский храм, вероятнее всего, был возведён после удачного похода звенигородско-галичского князя Юрия Дмитриевича в «татарскую землю», который состоялся, как доказал В. А. Кучкин, в 1395 – начале 1396 г.[29]. Князь вернулся с богатой добычей и часть средств использовал для городского, в том числе храмового строительства в столице своего удела[30]. Оформлять интерьер отстроенной после этого похода (вероятнее всего, в 1396-1397 годах) каменной церкви Успения на Городке должны были начать чуть позднее, после просушки стен и проведения подготовительных работ, то есть в 1398 или 1399 г. Здесь необходимо вспомнить, что в это время в Москве Феофан Грек со своими учениками, без участия Симеона Чёрного, стал расписывать Архангельский собор Московского Кремля (1399 г.)[31]. Получается, что оба этих храма «подписывались» практически одновременно (выделено мной – Б. В.).
Необходимо также вспомним обстановку в повседневной жизни Москвы, которая сложилась к 1390-м гг. Историки отмечали, что разного рода мастеров и ремесленников в последнем десятилетии XIV века в Московском княжестве явно не хватало[32]. Такое положение дел было отголоском тяжелейшего разорения Москвы в 1382 году ханом Тохтамышем. По приблизительным оценкам погибших и тех, кого увели в полон, насчитывалось до четверти горожан (но, вероятно, их было больше)[33]. Столица Московского княжества восстанавливалась с большим трудом на фоне возобновления выплаты ордынской дани, размеры которой увеличились. В Москве и подмосковных городах фактически на десятилетие прекратилось храмовое строительство[34]. Нехваткой квалифицированных высококлассных художников, в какой – то мере, можно объяснить и появление в начале 1390 - х гг. в Москве Феофана Грека, возможно, тогда же и Симеона Чёрного, а позднее, к 1405 году, и Прохора из Городца. Этим же обстоятельством, судя по всему, объясняется и тот, теперь уже наверняка установленный факт, что одна и та же артель зодчих создавала в 1393 году храм Рождества Богородицы в Москве[35], а чуть позже возводила звенигородскую церковь Успения на Городке, о чём уверенно говорили историки архитектуры (Н. Н. Воронин, Б. А. Огнев, Б. Л. Альтшуллер и др.). Полагаем, что по той же причине «подписывать» храм в Звенигороде отправились московские художники[36], и скорее всего, из той бригады, которая в 1395 г. тоже трудилась в московской церкви Рождества Богоматери[37], и которую возглавляли, как уже отмечалось выше, Феофан Грек и Симеон Чёрный[38]. Нам точно известно, что Феофан в Звенигороде не работал, о чём мы узнаём из письма Епифания Премудрого Кириллу Тверскому (1415 г.), в котором он перечисляет города, где расписывал церкви знаменитый константинопольский художник [39]. Отсюда сам собой напрашивается вывод, что наиболее вероятным руководителем коллектива, «подписавшего» княжеский собор в Звенигороде (и создавшего его иконостас), следует считать Симеона Чёрного (выделено мной – Б. В.), которого московский летописец ставил вровень с Феофаном Греком[40]. Феофан оставался работать в Москве, являясь, судя по всему, «придворным» мастером великокняжеского окружения[41]. Совместная работа этих выдающихся художников и их помощников, в том числе над украшением Евангелия Хитрово, должна была завершиться до того, как Симеон покинул со своими учениками совместную с Феофаном мастерскую, то есть, наверняка, до начала лета 1399 г., когда Грек начал «подписывать» со своими помощниками Архангельский собор в Москве. Трудился или нет в обособившейся бригаде Симеона Чёрного Андрей Рублёв в том или ином качестве, мы наверняка сказать пока не можем. Но одно становится понятным – руководителем работ по оформлению интерьера звенигородского собора художник, которому исполнилось двадцать с чем-то лет, быть, конечно, не мог. Тем более, что в Москве и уделах тогда для представителей княжеского дома трудились более маститые, более опытные мастера – Феофан Грек, Симеон Чёрный, вероятно, Даниил, а позднее – Прохор из Городца. Данный вывод довольно убедительно подтверждается и положением Рублёва в бригаде Феофана при росписи Благовещенского собора в 1405 году.
В пользу такого вывода появился ещё один весьма важный аргумент. Это результаты проведённых нами приборно-технологических исследований стенописей двух Успенских соборов – в Звенигороде и Владимире – и данные их сравнительного анализа. Мы зафиксировали принципиальные отличия в приёмах письма и заметные расхождения в технологии двух выдающихся памятников монументального искусства рублёвского времени[42]. Теперь у нас имеются веские основания, чтобы утверждать, что украшением интерьеров двух этих церквей руководили разные художники и расписывали их разные бригады мастеров. Одно можно сказать теперь определённо, в «подписании» звенигородского Успенского собора Андрей Рублёв мог быть задействован только в качестве младшего мастера или ученика, если Андрей вообще там работал[43]. Окончательный ответ на данный вопрос требует проведения приборно-технологических исследований остальных участков стенописи Успенского собора в Звенигороде, решения вопроса о первоначальном виде его иконостаса и окончания исследования икон Звенигородского чина, которое сейчас проводится в Третьяковской галерее.
Теперь немного изменим вектор наших рассуждений и позволим себе высказать несколько соображений по поводу датировки знаменитого шедевра А. Рублёва – иконы «Троица Ветхозаветная» (ГТГ). Мнения специалистов расходятся. Одни считают, что образ был создан для деревянной Троицкой церкви, которая была возведена после разорения Сергиева монастыря Едигеем (декабрь 1408 года). Главным аргументом в данном случае является стилистическая близость станкового произведения и настенных росписей Успенского собора во Владимире, над которыми Даниил и Андрей Рублёв начали трудиться в мае 1408 года[44]. Другая часть исследователей соотносит написание храмового образа Троицы с созданием иконостаса в каменной постройке этой церкви в 1420-х гг. Как мы считаем, против мнения сторонников более ранней датировки имеется несколько веских аргументов. Во-первых, это датировка деревянной Троицкой церкви, которую, как убедительно показал В. А. Кучкин, должны были вновь отстроить в монастыре уже в 1409 году[45]. А так, как в деревянных храмах не требовалось времени для просушки стен, то их оформлением начинали заниматься почти сразу после возведения здания. Таким образом, сторонники более ранней датировки «Троицы», как храмовой иконы деревянной церкви, должны отнести дату её создания к 1409 г. Но в это время Андрей Рублёв почти наверняка продолжал трудиться вместе с Даниилом над оформлением интерьера самого крупного собора того времени – владимирской церкви Успения Богоматери[46]. Эту работу невозможно было выполнить за один сезон[47]. К тому же в летописях обычно специально сообщали о том, что тот или иной храм успевали расписать за один сезон, как это было, например, с Благовещенским собором в Москве, «подписание» которого «того же лета и кончаша…»[48] Напомню, что Благовещенская церковь была небольшой одноапсидной капеллой в отличие от огромного по тем временам владимирского трёхапсидного Успенского собора с пристроенными в 1180-х гг. с трёх сторон широкими галереями.
Ещё одно соображение говорит не в пользу более ранней датировки рублёвской «Троицы». Преподобный Иосиф Волоцкий (родился около 1440 г.), почитатель творчества Андрея Рублёва, почерпнул сведения о великом художнике от старца Спиридона, постриженика московского Чудова монастыря, младшего современника Рублёва. В своей Духовной грамоте Иосиф Волоцкий называет Андрея учеником иконника Даниила. Навряд ли волоцкий игумен мог здесь ошибиться, получив сведения от Спиридона, современника этих двух великих иконописцев и, к тому же, в 1467-1474 годах игумена Троице-Сергиева монастыря. Андрей и Даниил стали трудиться вместе, судя по всему, только после смерти Феофана Грека, которая последовала в промежуток между 1405 г. (временем «подписания» московского Благовещенского собора) и 1408 г. Получается, что в 1408 году Даниил и Андрей не проработали в новообразованной бригаде ещё и трёх лет, то есть именно к этому периоду следует отнести период ученичества А. Рублёва под руководством Даниила. Учитывая всё это, представляется маловероятным то предполагаемое обстоятельство, что игумен Никон доверил писать образ Троицы для деревянного храма в 1409 году во славу своего духовного наставника преподобного Сергия Радонежского не ведущему мастеру, а его ученику. К тому же, как очень верно отмечал ещё М. А. Ильин, преподобный Никон Радонежский в то время нуждался в большом количестве денежных средств для восстановления полностью разрушенного монастыря, а, главное, для постройки уничтоженного татарами Троицкого собора[49] и, навряд ли, мог специально озаботиться заказом какой-то одной иконы, тем более у весьма дорогостоящего мастера, каким был Андрей Рублёв.
Ещё одно обстоятельство исторического плана мешает датировать икону Троицы временем воссоздания деревянного храма (1409 г.). Известные нам по летописям заказы, которые выполнял Андрей Рублёв до работ в Троицкой обители, были великокняжеские. А небольшой провинциальный в конце XIV – начале XV в. Троице-Сергиев монастырь находился во владениях удельного серпуховского князя Владимира Андреевича и его потомков. У великого князя Василия Дмитриевича складывались не совсем ровные, поначалу даже враждебные отношения со своим двоюродным дядей князем Владимиром (умер в 1410 г.) и в дальнейшем с его сыновьями[50], которые владели Радонежем и округой. Поэтому Андрей Рублёв, навряд ли, мог производить какие-то работы для Троицкого монастыря в 1408-1409 гг., тем более, отвлекаясь от выполнения великокняжеского заказа во Владимире, требующего больших усилий и постоянного напряжённого рабочего ритма. А вот после смерти Василия I, последовавшей 27 февраля 1425 года, вероятность подобной работы значительно повышалась. Однако и в этом случае игумену Никону пришлось уговаривать («умоления быша») иконников Даниила и Андрея украсить каменный Троицкий собор, который был возведён как раз к 1425 году.
Что касается очень сложного вопроса о распределении работ в каменном Троицком храме, то нам удалось установить один, совершенно неизвестный до этого в науке факт. Проведя приборно-технологические исследования древнейших Царских врат собора[51] (ил. 4), мы пришли к выводу, что изображения на их створках были выполнены двумя разными художниками, получается – Андреем Рублёвым и Даниилом (ил. 5). Каждый написал по створке[52].
Если такой же принцип распределения труда художников выдерживался и при создании икон всего троицкого иконостаса, то основная часть работы делилась между Даниилом и Андреем практически пополам. Прежде всего, это должно относиться к образам более крупного деисусного чина и, возможно, пророческого ряда. Так как по традиции, как мы считаем, написание менее крупных икон праздничного яруса ведущие художники могли доверить своим помощникам, как это было, к примеру, при создании древнего иконостаса Благовещенского собора Московского Кремля и, возможно, при написании икон Васильевского чина. А в бригаде Даниила и Андрея, как известно из Жития Никона, трудились и «некии с ними», другие мастера[53]. О том, что, например, пророческие образа троицкого иконостаса написаны, вероятно, двумя художниками может свидетельствовать также и типология ликов на этих иконах. Достаточно сравнить, например, особенности трактовки наиболее хорошо сохранившихся ликов пророков Моисея, царя Давида и Захарии с икон левой части иконостаса и лика пророка Аввакума на иконе, находящейся в правой части иконостаса. Лики Моисея и Захарии, изображённых на разных иконах, типологически идентичны (ил. 6) и, в то же время, заметно отличаются от лика пророка Аввакума (ил. 7).
Таким образом, сравнительный анализ наиболее объективных данных - результатов приборно-технологических исследований и исторических свидетельств – позволяет пополнить некоторыми новыми деталями творческую биографию А. Рублёва и вполне обоснованно настаивать на определённых датировках ряда произведений, связываемых с его именем.
Основные выводы нашего сообщения следующие. Родился Андрей Рублёв, вероятнее всего, в конце 1360-х или в 1370-х гг. Умер в 1427 или 1428 г. В последнем десятилетии XIV в. и в самом начале XV в. он ещё не ведущий мастер среди художников, работавших в Московском и удельных княжествах. Очень вероятно, что Рублёв трудился в качестве ученика (помощника) в совместной бригаде Феофана Грека и Симеона Чёрного. В Евангелии Хитрово из изученных нами миниатюр ему может принадлежать лишь изображение евангелиста Луки. Симеона Чёрного следует считать наиболее вероятным руководителем работ по украшению интерьера звенигородского собора Успения на Городке. В бригаде Феофана Грека Андрей Рублёв, судя по всему, работал вплоть до вероятной смерти константинопольского художника, последовавшей в период с 1405 г. до 1408 г. В 1408 г. Рублёв начинает трудиться под руководством иконника Даниила. Скорее всего, к 1410-м гг. относится окончательное формирование великого мастера. К 1420-м годам Андрей Рублёв становится одним из ведущих художников Московского княжества. Работу по созданию иконостаса в каменном Троицком соборе он делает с Даниилом, судя по всему, практически «пополам», включая написание Царских врат (кроме, вероятно, икон праздничного чина). Образ «Троицы Ветхозаветной», происходящий из местного ряда Троицкого собора Троице-Сергиева монастыря, по ряду объективных причин должен быть датирован 20-ми годами XV столетия.
This article is about new scientific data about the work of Andrei Rublev that were obtained by instrumentation and technical researches of several works associated with the name of the great master. The results of comparative analysis of his works with the earliest historical evidence are reported. Obtained objective data lead to a number of important conclusions and elaboration to creative biography of Andrei Rublev.
[1] В 1964 году «Троица» А. Рублёва была обследована Н. А. Никифораки с помощью электронно-оптического преобразователя, а в 1969-1970 гг. была сделана съёмка иконы в ультрафиолетовых и инфракрасных лучах.
[2] Автор статьи благодарит С. А. Писареву и И. Ф. Кадикову за постоянное, очень плодотворное сотрудничество. С чувством глубокой признательности вспоминаю также М. М. Наумову, с совместной работы с которой начались наши исследования художественного наследия Андрея Рублёва.
[3] Выражаю благодарность также Д. С. Першину, выполняющему все виды съёмки и обработку фотоматериала.
[4] Хотя это правило для XV века не было общепринятым. Так, например, ушедший в Симонов монастырь боярин Михаил Сабуров (умер в 1464 г.) после принятия иноческого пострига продолжал именоваться старцем Михаилом См.: Акты социально – экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI в. Т. 2. М., 1952. С. 354.
[5] Речь идёт о краткой редакции Жития преподобного Никона, созданной Пахомием Логофетом около 1445 г. Историки считают краткую редакцию Жития довольно надёжным источником (консультация доктора исторических наук В. А. Кучкина). Часть текста воспроизведена: В. Г. Брюсова. Андрей Рублёв. М., 1995. С. 124 -125.
[6] Согласно краткой редакции Жития преподобного Никона Андрей Рублёв умер вскоре после совместной работы с Даниилом по украшению интерьера нового каменного Троицкого собора.
[7] Смерть игумена Никона относят к 17 ноября 1428 года. Л. Мюллер (Особая редакция жития Сергия Радонежского // Записки отдела рукописей Государственной Российской библиотеки. М., 1973. Т.34. С. 84) и Б. М. Клосс (Избранные труды. Т. 1. С. 70). По В. О. Ключевскому Никон умер в ноябре 1427 года (Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. Репринт. М., 1988. С. 153).
[8] Возникновение пространной редакции Жития преподобного Никона обычно относят к середине XVI века (к 1540-м гг.), ко времени подготовки канонизации святого на соборе 1547 года.
[9] Тихомиров М. Н. Андрей Рублёв и его эпоха // Вопросы истории. М., 1961, № 1. С. 3.
[10] Барановский П. Д. О времени и месте погребения Андрея Рублёва. Доклад П. Д. Барановского на объединённом заседании сектора архитектуры и сектора живописи института истории искусств АН СССР, 11 февраля 1947 года // Пётр Барановский. Труды, воспоминания современников. М., 1996. С. 17 – 38.
[11] Но открытие П. Д. Барановского в настоящее время часть исследователей признала вынужденно сфабрикованной фальсификацией. См.: Б. Н. Дудочкин. Андрей Рублёв. Материалы к изучению биографии и творчества. М., 2000. С. 71.
[12] Согласно утверждению М. Н. Тихомирова, эта дата может быть принята, если великий русский художник прожил только 70 лет. Если же Рублёв мог прожить и 80 лет, как считал М. Н. Тихомиров, то дата его рождения отодвигается к 1350 году!
[13] Приселков М. Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. М., 2002. С. 459.
[14] На это обратил внимание ещё М. Н. Тихомиров. Тихомиров М. Н. Указ. соч. С. 6.
[15] Старцем Андрей назван в главе «Начало Андроникова монастыря» III Пахомиевской редакции Жития преподобного Сергия Радонежского. Но речь там идёт о более поздней работе Рублёва, о «подписании» Спасского собора Спасо-Андроникова монастыря. См.: Брюсова В. Г. Андрей Рублёв. - М., 1995. С. 117.
[16] Шляпкин И. А. Возрасты человеческой жизни. (Из литературной истории человеческих понятий). СПб., 1909. С. 8.
[17] Там же.
[18] Кучкин В. А. Демография московских Рюриковичей // Древняя Русь. Вопросы медиевистики, 2011, № 3 (45). Тезисы докладов участников VI международной конференции «Комплексный подход в изучении древней Руси».
[19] Упоминая намерение князя Юрия Дмитриевича бороться после смерти Василия I за великое княжение, А. А. Зимин отмечал, что звенигородскому князю было уже 50 с лишним лет, а этот возраст «по тогдашним эталонам был весьма почтенный». Зимин А. А. Витязь на распутье. Феодальная война в России XV в. М., 1991. С. 32.
[20] Кучкин В. А. Сергий Радонежский. Вопросы истории, 1992, № 10.
[21] Консультация В. А. Кучкина.
[22] III Пахомиевская редакция Жития преподобного Сергия Радонежского. См.: Брюсова В. Г. Указ. соч. С. 117.
[23] Баранов В. В., Наумова М. М. К характеристике индивидуальных приёмов работы миниатюристов Евангелия Хитрово // Художник в Византии и Древней Руси. Проблема авторства. Сборник статей. М., 2014. С. 157 – 172.
[24] Евангелие было подарено в 1677 году царём Фёдором Алексеевичем боярину Б. М. Хитрово.
[25] Приселков М. Д. Указ. соч. С. 445.
[26] Там же. С. 450.
[27] Феофан Грек умер (или покинул навсегда территорию Руси), вероятнее всего, между 1405 и 1408 г.
[28] О том, что Андрей Рублёв был учеником Даниила, недвусмысленно говорил преподобный Иосиф Волоцкий, который почерпнул сведения о знаменитом иконописце от младшего современника Рублёва, старца Спиридона, игумена Троице-Сергиева монастыря в 1467 – 1474 гг. (См.: Брюсова В. Г. Указ. соч. С. 127).
[29] Кучкин В. А. О времени похода князя Юрия Дмитриевича в «татарскую землю» (к вопросу о методах исторического исследования) // Древняя Русь. Вопросы медиевистики, 2006, № 3. С. 106-132.
[30] Кучкин В. А. Василий I Дмитриевич // Православная энциклопедия. Т. 7. С. 107.
[31] Присёлков М. Д. Указ. соч. С. 450.
[32] История Москвы. С древнейших времён до наших дней: В 3 т. - Т. 1: XII – XVIII века. - М., 1997. С. 58.
[33] Там же. Напомним, что в Орду насильно уводились, прежде всего, ремесленники и люди других полезных профессий.
[34] В качестве примеров, можно указать на следующие факты. Постройку заложенной в 1379 г. в Симоновом монастыре церкви Успения Богоматери смогли закончить только в 1405 году. В 1382 г. было завершено строительство Успенского собора в Коломне, но расписать его смогли только в 1392 году.
[35] Церковь Рождества Богородицы возводилась в Московском Кремле по заказу матери Юрия Дмитриевича великой княгини Евдокии.
[36] Об этом свидетельствует и высочайшее качество стенописи церкви Успения на Городке.
[37] Очень похоже, что зодчие, а затем и художники, были отпущены в Звенигород с одобрения княгини Евдокии.
[38] Г. В. Попов предположил, что в создании фресок и иконостаса звенигородской церкви Успения на Городке могли принять участие ученики Феофана Грека. См.: Попов Г. В. Звенигородский удел около 1400 г. // Древнерусское искусство. Сергий Радонежский и художественная культура Москвы XIV – XV вв. – СПб., 1998. С. 180.
[39] Письмо воспроизведено: Изборник (Сборник произведений литературы Древней Руси). – М., 1969. С. 398-403, 750-751 (прим.) – Сер. «Библиотека всемирной литературы», Подготовка текста «Письма…» и прим. О. А. Белобровой.
[40] Кандидатура Симеона Чёрного на роль руководителя работ по «подписанию» звенигородской церкви Успения Богоматери является наиболее подходящей, если вспомнить также сведения об известных нам по именам художниках, трудившихся в Москве в конце XIV – начале XV в. Вероятность этого предположения ещё более увеличивается, если учесть выводы историков о нехватке в конце XIV столетия в Москве и уделах различных ремесленников и мастеров, в том числе и мастеров кисти.
[41] Известно, что Феофан Грек выполнял, главным образом, заказы основных владельцев столицы Московского княжества – жены Дмитрия Донского вдовствующей княгини Евдокии, великого князя Василия I, князя Владимира Андреевича Серпуховского.
[42] Баранов В. В. Сравнительный анализ технико-технологических особенностей стенных росписей рублёвского времени Успенских соборов в городах Звенигороде и Владимире. Статья в печати.
[43] О том, что, скорее всего, Рублёв не принимал участия в «подписании» звенигородского княжеского храма (в том числе и в создании его иконостаса) свидетельствуют также проведённое автором этих строк микроскопное исследование иконы «Троица Ветхозаветная» А. Рублёва (в 2010 г.) и предварительные наблюдения над образами Звенигородского чина, которые позволили на более высоком технологическом уровне выявить существенную разницу в приёмах письма «Троицы» и трёх икон знаменитого Деисуса.
[44] Приселков М. Д. Указ. соч. С. 466.
[45] Кучкин В. А. О времени написания Слова похвального Сергию Радонежскому Епифания Премудрого // От Древней Руси к России нового времени. Сборник статей к 70-летию Анны Леонидовны Хорошкевич. М., 2003. С. 412.
[46] Это был великокняжеский заказ. Необходимо отметить также, что Едигей не тратил время при осаде Москвы, его отряды захватывали подмосковные и поволжские города. Но г. Владимир избежал этой участи. Поэтому Даниил и Андрей могли без перерыва трудиться над «подписанием» владимирского Успенского собора.
[47] Известно, например, что в 1340-х годах русские художники смогли «подписать» меньший по размерам Архангельский собор в Московском Кремле только за три сезона.
[48] Приселков М. Д. Указ. Соч. С. 459.
[49] Ильин М. А. Искусство Московской Руси эпохи Феофана Грека и Андрея Рублёва. Проблемы, гипотезы, исследования. М., 1976. С. 72.
[50] Великий князь Василий даже не присутствовал в 1422 году в Троицком монастыре при торжественном вскрытии захоронения с мощами святого Сергия Радонежского. Инициатива обретения мощей первого игумена обители принадлежала оппозиционной Москве «партии» удельных князей, которую возглавлял крестник преподобного князь Звенигородский и Галичский Юрий Дмитриевич, а его союзником был владелец Радонежа князь Андрей Владимирович (консультация В. А. Кучкина). Благодарю доктора исторических наук Владимира Андреевича Кучкина за его обстоятельные и очень ценные консультации.
[51] Хранятся в филиале Сергиево-Посадского музея-заповедника «Ризница».
[52] Баранов В. В. Два мастера древнейших Царских врат из Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры // Художник в Византии и Древней Руси. Проблема авторства. Сборник статей. М., 2014. С. 173-184.
[53] Краткая редакция Жития преподобного Никона. См.: Брюсова В. Г.Указ. соч. С. 124.